Бог убийц

Рейвен Кальдера

Fenrir4

Один духовидец, работающий с волчьими духами, поделился со мной своими тревогами. «На самом деле Фенрис — не настоящий дух волка, — сказал он. — Он ведет себя не как волк. Так мне сказали мои друзья-волки. Он убивает забавы ради, а не для пропитания. У него нет стаи. Он готов сожрать кого угодно».

Это правда. Фенрис — не волк и не волчий дух. Он — Бог Разрушения, по тем или иным причинам решивший принять волчий облик. Он — та Сила, которая в конце концов сокрушит Вселенную. Он — Воплощенный Голод, и он опасен для всех. Если бы он вырвался на волю, то немедленно принялся бы пожирать всех и вся на своем пути — начиная с того бедняги, которому вздумалось его освободить.

Но все же он свят. И, более того, он достоин любви, и я люблю его.

Почему? На то у меня есть и глубоко эгоистические и сугубо трансцендентные причины. Его кровь течет во мне, в моем роду. Его ярость и жажда разрушения струятся в моих жилах. Во мне самом живет зверь (и я не могу даже сказать, в каком обличье он проявляется, — знаю только, что это Хищник), и этот зверь охотно уничтожил бы всё на своем пути, начав именно с тех, кого я люблю. Мало того, это доставило бы ему великую радость. Он способен любить кого-то всей душой и, в то же время, как в шутку выразился один мой приятель, выковыривать ему глаза ложкой, — и никакого противоречия в этом он не видит. Если вы этого не понимаете, значит, вы не понимаете Фенриса.

Этот внутренний Фенрис — часть меня. Прогнать его я не могу. Он во мне есть, и он необходим. И даже если в нашем мире, мире-двойнике Мидгарда со всеми его законами, правилами и тюрьмами, подобному духу не находится места, это еще не значит, что он бесполезен. Он — моя воля к выживанию, моя уверенность в том, что меня не сломить никакими силами, как бы плохо мне ни было. Узнав, через что мне довелось пройти в детстве, люди удивляются: «А почему у тебя не развилось диссоциативное расстройство? Почему у тебя нет ПТСР? Почему ты до сих пор цел?» Отвечаю: благодаря этому зверю. Но за все приходится платить, и в данном случае это значит, что мне приходится постоянно уживаться с этим зверем бок о бок, прислушиваясь по ночам, как он гремит цепями в моем подвале и вынашивает планы побега.

Если и есть на свете какой-то Закон, который я понимаю в полной мере, то это — Закон Работы с Тенью: нужно любить все части своей личности, безоговорочно и безусловно. К своим теневым частям нельзя спускаться с надеждой, что рано или поздно они изменятся, исцелятся и так далее. Надежда на что-то подобное означает, что вы не любите их по-настоящему, и они это почуют и не станут вас слушать. Соответственно, чтобы полюбить себя, я должен был полюбить и эту свою часть — ту, которая алчет насилия и убийства, мечтает о лужах крови на полу и о том, как мое горло оросит сырая красная влага с привкусом металла. (Да, разумеется, я об этом мечтал. Мне приходится с этим жить — вы еще не забыли?) Поэтому я начал с того же, с чего и многие другие люди, следующие самым разным религиям: если трудно полюбить себя, для начала полюби Бога.

Итак, для начала я поставил перед собой задачу полюбить Фенриса. Я сказал себе: если я смогу полюбить Бога Разрушения, в котором воплощена святость всего того, чего я боюсь в самом себе, возможно, то, быть может, мне удастся по аналогии полюбить и своего внутреннего Фенриса. В теории все звучит просто, но на деле это означало, что я должен предстать перед Великим Волком и увидеть его таким, как он есть, без романтических прикрас и безо всяких надежд на то, что он изменится. Он такой, какой есть, и он этим гордится. Он жаждет сожрать весь мир — и любит его. Он сожрал бы и своих родителей, которые до сих пор любят его таким, как он есть, со всеми крайностями

его природы. Первое, что я сделал, — заплакал о нем: не из жалости, но от благоговения. Я сумел разглядеть его святость, а мой внутренний хищник бросился на прутья клетки и завыл во славу своего божества.

Прошло немало времени, прежде чем мне удалось — очень медленно, постепенно, — полюбить не только этого бога (а его действительно полюбил, прекрасно понимая при этом, почему Он должен оставаться скованным), но и ту часть меня, которая тоже должна сидеть на цепи. Но в прутья моей внутренней клетки, в которой он томится, вложено не шесть небывалых вещей, а куда больше. Когда сотрудники психиатрических клиник сталкиваются в своей работе с людьми, испытывающими неприемлемые для общества потребности, это зрелище подчас завораживает их и сбивает с толку. Оно потрясает и ужасает, щекочет нервы и даже, вероятно, заставляет гордиться собственным душевным здоровьем: уж у них-то самих никогда не возникнет таких извращенных и отвратительных желаний! Полагая, будто весь корень зла — в желаниях и потребностях, они упускают из виду тот факт, что и вне стен лечебницы встречаются люди с теми же потребностями, что и у любого серийного убийцы, но по виду о них этого никогда не скажешь. Таким образом, проблема не в желаниях, а в утрате самоконтроля, в расстройстве тормозящих механизмов, в том, что волшебная цепь, которой скован внутренний зверь, оказывается недостаточно прочной.

Эту цепь Фенрис ненавидит со всей своей могучей силой. И я тоже. Но я, вдобавок, всей душой благодарю эту цепь за то, что она есть, — благодарю и за себя, и за него. Она дает мне жизнь, возможность жить и любить без боязни, что меня утащит на дно этот чудовищный водоворот темных страстей. Оба эти чувства — и ненависть, и благодарность — искренни; оба священны. И в этом тоже отражено Таинство Фенриса: цепь — это и часть его судьбы, и залог того кровавого пиршества, которого он когда-нибудь дождется. Фенрис — это обоюдоострое оружие, которое надо держать на вытянутой руке и надеяться изо всех сил, что пустить его в ход так и не доведется.

Я люблю Великого Волка, хотя и знаю, что он такое. Люблю всего как он есть — до последней алой, яростной капли его естества. Он — во мне, и мы оба достойны любви.

Иллюстрация: Pluevior.